Люблю я наблюдать, как чудно меркнет в них
Подавленный огонь безумного желанья,
То вспыхнет… то замрет… И неги трепетанье
Блистает глубоко в тени ресниц густых…
Люблю я этот взор, чарующий и властный,
Когда дрожишь ты весь в истоме
сладострастной…
И, голову с мольбой на грудь твою склонив,
Изнемогаю я от счастия и муки…
И силы падают… и холодеют руки…
И страсти бешеной я чувствую прилив!..
1890
О, знаю я, как чуден темный лес,
Окутанный душистой мглой ночною!
Но заменит ли мне весь мир чудес
Сокровище, утраченное мною?
О, знаю я, как хороша луна,
Сквозь чащу сосен золотом блистая!
Но не сулит мне счастия она,-
Краса небес, царица золотая…
Нет, не зови… Я не приду опять…
Зачем напрасно страсти возбуждать
И упиваться ядом поцелуя,
Когда нельзя на миг забыться мне,
Ни насладиться жизнию вполне…
Когда тебе отдаться не могу я?
29 июля 1890
Палящий зной сменил тепло весны
И шлет земле губительные ласки…
О, посмотри, как лилии бледны
И как фиалок потемнели глазки!
А красный мак… весь рдеет он, взгляни!
Жасмины мне во всем признались сами…
Ты хочешь знать, о чем всю ночь они
Шепталися с далекими звездами?
Но я не выдам бедные цветы,
Я замолчу… А то узнаешь ты,
Что их тоской душа моя больная
Давно томится та сумраке ночном,
Что их недуг мне близок и знаком
И что таким же солнцем сожжена я!
1890
С томленьем и тоской я вечера ждала;
И вот сокрылся диск пурпурного светила,
И вечер наступил, и синей дымкой мгла
И горы, и поля, и лес заворожила.
Желанный час настал… Но светлые мечты
Не озарили счастьем грудь мою больную,-
Одна, при виде тайн вечерней красоты,
Еще мучительней томлюсь я и тоскую.
Как хорошо вокруг… Зачем же грустно мне?
Должно быть, счастья нет ни в розах, ни в луне,
Ни в трелях соловья, ни в грезах вдохновенья,
Должно быть, есть другой могучий талисман,-
Не бледная мечта, не призрачный обман,
Но жизни вечный смысл, и цель, и назначенье…
1890
В святилище богов пробравшийся, как тать,
Пытливый юноша осмелился поднять
Таинственный покров карающей богини,
Взглянул – и мертвый пал к подножию
святыни.
Счастливым умер он, – он видел вечный свет,
Бессмертного чела небесное сиянье,
Он истину познал в блаженном созерцанье,
И разум, и душа нашли прямой ответ.
Не смерть страшна, о нет – мучительней
сознанье,
Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье
Глубоких тайн, чем мир и чуден, и велик,
Что не выносим мы богини дивной вида…
Коль жизнь моя нужна, бери ее, Изида,
Но допусти узреть божественный твой лик!
1891
Давно ли Божий мир был полон обаянья,
Шумел зеленый лес и ландыши цвели?
Как высоко тогда неслись мои мечтанья,
Какое счастие светилось мне вдали!
Молящая тепла душа была согрета…
Забыться хоть на миг – так сладко было мне!..
И я забылася в блаженном полусне,
Подпасками любви, в усладах знойных лета…
Дни упоения, куда летите вы?
О, не спешите так, помедлите!.. Увы,
Возврата больше нет!.. Бессильно негодуя
И чувствуя зимы дыханье над собой,
Слабею я в борьбе с безрадостной судьбой…
И жизни мне не жаль, и умереть хочу я!
1891
Твои глаза черны, как мрак Эреба,-
Не оттого ль, что ад в груди твоей?
Что над тобой любви закрылось небо,
Померкло солнце, – счастье прежних дней?
О, не грусти, – тебя я обожаю! -
Моя душа тобой одним полна;
Как Пери льнет к потерянному раю,-
Так о тебе тоскует вновь она.
Вчера была я холодна с тобою
Лишь для того, чтоб чувству отдых дать;
Сегодня же, ты видишь, я опять
Послушною готова быть рабою…
Пойми меня, поверь моей любви -
И страсть мою капризной не зови.
1892
Туда, туда, в страну цветущих роз,
Где Зевсу гимн возносит Филомела,-
Стремится рой моих крылатых грез,
Там жить бы я и умереть хотела!
Мне кажется, как будто прежде там
Любила я, томилась и желала…
И, волю дав причудливым мечтам,
Лечу туда, где я жила сначала,
К невозвратимо канувшим годам,
К иным минутам счастья и печали,
Когда меня Тимандрой называли…
Свои мечты я в строфах передам,
Затем что ближе к музыке созвучий
И лепет волн, и кедра шум могучий.
Как в смутном сне, я помню знойный
день:
Держа в руках цветочные корзины,
Усталая я седа на ступень
У пьдестала мраморной Афины.
Был полон рынок, солнцем залитой,
Кипела жизнь роскошная Эллады,
Пленяли взор изящной простотой
Красавиц стройных легкие наряды.
Как много лиц мелькало предо мной:
Философы, носильщики, рабыни…
Звучал язык, забытый мною ныне,
Но некогда и близкий, и родной,
И падала, журча, струя фонтана
Из губ открытых каменного Пана…
Но вот нежданно я окружена
Ораторов толпой красноречивой;
Кому гвоздика пышная нужна,
Кому – корзина с жгучею крапивой
(Невзрачное растенье, но оно
Одобрено бессмертной Афродитой
И почему-то ей посвящено),
Кому – венок из роз, плющом увитый,
Иль алый мак, простой цветок полей,
Желанный тем, что нам дает забвенье,-
Через него в блаженном сновиденье
Покинутым отраду шлет Морфей;
Его потом я оценила тоже,
Тогда ж – фиалки были мне дороже.
И на груди лиловенький букет
Я спрятала рукою торопливой,
Сказав: «В лесу фиалок больше нет!»
Ораторов толпе красноречивой.