И отдыха напрасно ищет взор.
Но не о том тоскую я теперь,
Что и вдвоем бывала я одна,
Что в мир чудес давно закрыта дверь
И жизнь моя пуста и холодна.
Мне тяжело, что близок скучный день,
Что деревцам густеть не суждено,
Что покосился ветхий мой плетень
И тусклый свет глядит в мое окно.
1898–1900
Ляг, усни. Забудь о счастии.
Кто безмолвен – тот забыт.
День уходит без участия,
Ночь забвеньем подарит.
Под окном в ночном молчании
Ходит сторож, не стуча.
Жизнь угаснет в ожидании,
Догорит твоя свеча.
Верь, не дремлет Провидение,
Крепко спят твои враги.
За окном, как символ бдения,
Слышны тихие шаги.
Да в груди твоей измученной
Не смолкает мерный стук,
Долей тесною наученный,
Сжатый холодом разлук.
Это – сердце неустанное
Трепет жизни сторожит.
Спи, дитя мое желанное,
Кто безмолвен – тот забыт.
1898–1900
Что за нравы, что за время!
Все лениво тащат бремя,
Не мечтая об ином.
Скучно в их собраньях сонных,
В их забавах обыденных,
В их веселье напускном.
Мы, застыв в желаньях скромных,
Ищем красок полутемных,
Ненавидя мрак и свет.
Нас не манит призрак счастья,
Торжества и самовластья,
В наших снах видений нет.
Все исчезло без возврата.
Где сиявшие когда-то
В ореоле золотом?
Те, что шли к заветной цели,
Что на пытке не бледнели,
Не стонали под кнутом?
Где не знавшие печалей,
В диком блеске вакханалий
Прожигавшие года?
Где вы, люди? – Мимо, мимо!
Все ушло невозвратимо,
Все угасло без следа.
И на радость лицемерам
Жизнь ползет в тумане сером,
Безответна и глуха.
Вера спит. Молчит наука.
И царит над нами скука,
Мать порока и греха.
1898–1900
He сердись на ветер жгучий,
Что средь каменных громад
Он забыл простор могучий
И разносит дым и чад;
Что от выси лучезарной
Он, склонив полет живой,
Дышит тягостью угарной
Раскаленной мостовой.
Взмах один воскрылий сонных -
И открыт забытый след.
Снова листьев благовонных
Потревожит он расцвет.
Заиграется на воле
С белым облаком вдали -
И всколышет в дальнем поле
Позлащенные стебли.
1898–1900
Восходит месяц златорогий -
И свет холодный, но живой,
Скользит над пыльною дорогой,
Над побелевшею листвой.
Колосья клонятся дремливо.
О сон! – желанный мир пролей,
Слети, как радостное диво,
На ширь взволнованных полей.
Обвей прощеньем и забвеньем
Мои отравленные дни,-
И благодатным дуновеньем
Ресниц воскрылия сомкни.
1898–1900
Песня без слов
Розоватым пламенем зари
Засветился серебристый вал.
Спишь ли ты, единственный? – Смотри,
Как на море ветер заиграл.
Как цветы настурций, будто сон,
Обвили стеклянный мой балкон,
Чтоб качаться тихо, и висеть,
И сплетаться в огненную сеть.
Я смотрю сквозь зелень их листов
На свободу ветра и волны.
И поется песнь моя без слов,
И роятся сказочные сны.
И мечты нездешней красоты
Обвивают душу, как цветы,
Как цветы из крови и огня,
Как виденья царственного дня.
1898–1900
Ты – пленница жизни, подвластная,
А я – нереида свободная;
До пояса – женщина страстная,
По пояс – дельфина холодная.
Любуясь на шири раздольные,
Вздымаю вспененные волны я,
Желанья дразню недовольные,
Даю наслажденья неполные.
И песней моей истомленные,
В исканьях забвения нового,
Пловцы погибают влюбленные
На дне океана лилового.
Тебе – упоение страстное,
Мне – холод и влага подводная.
Ты – пленница жизни, подвластная,
А я – нереида свободная.
1898–1900
Мне не надо наслаждений
Мимолетной суеты.
Я живу среди видений
Очарованной мечты.
Только ангел темной ночи
Свеет к ложу моему,-
Я замру, вперяя очи
В неразгаданную тьму.
И с тоской неутолимой
В полусонной тишине
Кто-то близкий и любимый
Наклоняется ко мне.
Я шепчу ему с тревогой:
– Сгинь, ночное колдовство!
Ангел ночи, ангел строгий,
Бдит у ложа моего.
Но в смущении бессилья
Чистый ангел мой поник,
И трепещущие крылья
Закрывают бледный лик.
1898–1900
Свершится. Замолкнут надежды.
Развеется ужас и страх.
Мои отягченные вежды
Сомкнутся в предсмертных мечтах.
Быть может, в гробу мне приснится -
Кто будет склоняться над ним;
Кто будет рыдать и молиться
Над трупом холодным моим.
Но дух мой, дорогою ближней,
Поднимется в дальнюю высь,
Где сонмы неведомых жизней
В созвездиях вечных сплелись.
1898–1900
В счастливый майский день – над детской
колыбелью -
В венке лавровом, с полевой свирелью,
Склонилась фея, светлая, как сон,
И молвила: "Дитя, несу тебе я звон
Весенних ландышей и ветра вздох шуршащий,
Раздавшийся в лесу над пробужденной чащей;
Улыбку алых зорь, что в небе разлита,
Весь трепет ясных звезд, все радуги цвета,
И слезы, и восторг, и ропот дальней бури,
Всю музыку ручьев, всю глубину лазури,
И все, что создает свободная мечта!"
Сказала – и, свирель вложив в персты ребенка,
Исчезла, как туман. – И птицы ей вослед
Защебетали радостно и звонко.
Ребенок спал – и видел яркий свет.
Из золота зари и пурпура заката
Горячие лучи сверкали и росли,
И вызывали жизнь из черных недр земли;
И розы, полные живого аромата,