Полное собрание стихотворений - Страница 27


К оглавлению

27

И отдыха напрасно ищет взор.

Но не о том тоскую я теперь,

Что и вдвоем бывала я одна,

Что в мир чудес давно закрыта дверь

И жизнь моя пуста и холодна.

Мне тяжело, что близок скучный день,

Что деревцам густеть не суждено,

Что покосился ветхий мой плетень

И тусклый свет глядит в мое окно.

1898–1900

«Ляг, усни. Забудь о счастии…»

Ляг, усни. Забудь о счастии.

Кто безмолвен – тот забыт.

День уходит без участия,

Ночь забвеньем подарит.

Под окном в ночном молчании

Ходит сторож, не стуча.

Жизнь угаснет в ожидании,

Догорит твоя свеча.

Верь, не дремлет Провидение,

Крепко спят твои враги.

За окном, как символ бдения,

Слышны тихие шаги.

Да в груди твоей измученной

Не смолкает мерный стук,

Долей тесною наученный,

Сжатый холодом разлук.

Это – сердце неустанное

Трепет жизни сторожит.

Спи, дитя мое желанное,

Кто безмолвен – тот забыт.

1898–1900

В НАШИ ДНИ

Что за нравы, что за время!

Все лениво тащат бремя,

Не мечтая об ином.

Скучно в их собраньях сонных,

В их забавах обыденных,

В их веселье напускном.

Мы, застыв в желаньях скромных,

Ищем красок полутемных,

Ненавидя мрак и свет.

Нас не манит призрак счастья,

Торжества и самовластья,

В наших снах видений нет.

Все исчезло без возврата.

Где сиявшие когда-то

В ореоле золотом?

Те, что шли к заветной цели,

Что на пытке не бледнели,

Не стонали под кнутом?

Где не знавшие печалей,

В диком блеске вакханалий

Прожигавшие года?

Где вы, люди? – Мимо, мимо!

Все ушло невозвратимо,

Все угасло без следа.

И на радость лицемерам

Жизнь ползет в тумане сером,

Безответна и глуха.

Вера спит. Молчит наука.

И царит над нами скука,

Мать порока и греха.

1898–1900

«He сердись на ветер жгучий…»

He сердись на ветер жгучий,

Что средь каменных громад

Он забыл простор могучий

И разносит дым и чад;

Что от выси лучезарной

Он, склонив полет живой,

Дышит тягостью угарной

Раскаленной мостовой.

Взмах один воскрылий сонных -

И открыт забытый след.

Снова листьев благовонных

Потревожит он расцвет.

Заиграется на воле

С белым облаком вдали -

И всколышет в дальнем поле

Позлащенные стебли.

1898–1900

«Восходит месяц златорогий…»

Восходит месяц златорогий -

И свет холодный, но живой,

Скользит над пыльною дорогой,

Над побелевшею листвой.

Колосья клонятся дремливо.

О сон! – желанный мир пролей,

Слети, как радостное диво,

На ширь взволнованных полей.

Обвей прощеньем и забвеньем

Мои отравленные дни,-

И благодатным дуновеньем

Ресниц воскрылия сомкни.

1898–1900

НАСТУРЦИИ

Песня без слов

Розоватым пламенем зари

Засветился серебристый вал.

Спишь ли ты, единственный? – Смотри,

Как на море ветер заиграл.

Как цветы настурций, будто сон,

Обвили стеклянный мой балкон,

Чтоб качаться тихо, и висеть,

И сплетаться в огненную сеть.

Я смотрю сквозь зелень их листов

На свободу ветра и волны.

И поется песнь моя без слов,

И роятся сказочные сны.

И мечты нездешней красоты

Обвивают душу, как цветы,

Как цветы из крови и огня,

Как виденья царственного дня.

1898–1900

НЕРЕИДА

Ты – пленница жизни, подвластная,

А я – нереида свободная;

До пояса – женщина страстная,

По пояс – дельфина холодная.

Любуясь на шири раздольные,

Вздымаю вспененные волны я,

Желанья дразню недовольные,

Даю наслажденья неполные.

И песней моей истомленные,

В исканьях забвения нового,

Пловцы погибают влюбленные

На дне океана лилового.

Тебе – упоение страстное,

Мне – холод и влага подводная.

Ты – пленница жизни, подвластная,

А я – нереида свободная.

1898–1900

АНГЕЛ НОЧИ

Мне не надо наслаждений

Мимолетной суеты.

Я живу среди видений

Очарованной мечты.

Только ангел темной ночи

Свеет к ложу моему,-

Я замру, вперяя очи

В неразгаданную тьму.

И с тоской неутолимой

В полусонной тишине

Кто-то близкий и любимый

Наклоняется ко мне.

Я шепчу ему с тревогой:

– Сгинь, ночное колдовство!

Ангел ночи, ангел строгий,

Бдит у ложа моего.

Но в смущении бессилья

Чистый ангел мой поник,

И трепещущие крылья

Закрывают бледный лик.

1898–1900

ЭЛЕГИЯ

Свершится. Замолкнут надежды.

Развеется ужас и страх.

Мои отягченные вежды

Сомкнутся в предсмертных мечтах.

Быть может, в гробу мне приснится -

Кто будет склоняться над ним;

Кто будет рыдать и молиться

Над трупом холодным моим.

Но дух мой, дорогою ближней,

Поднимется в дальнюю высь,

Где сонмы неведомых жизней

В созвездиях вечных сплелись.

1898–1900

ПАМЯТИ ПУШКИНА

В счастливый майский день – над детской

колыбелью -

В венке лавровом, с полевой свирелью,

Склонилась фея, светлая, как сон,

И молвила: "Дитя, несу тебе я звон

Весенних ландышей и ветра вздох шуршащий,

Раздавшийся в лесу над пробужденной чащей;

Улыбку алых зорь, что в небе разлита,

Весь трепет ясных звезд, все радуги цвета,

И слезы, и восторг, и ропот дальней бури,

Всю музыку ручьев, всю глубину лазури,

И все, что создает свободная мечта!"

Сказала – и, свирель вложив в персты ребенка,

Исчезла, как туман. – И птицы ей вослед

Защебетали радостно и звонко.

Ребенок спал – и видел яркий свет.

Из золота зари и пурпура заката

Горячие лучи сверкали и росли,

И вызывали жизнь из черных недр земли;

И розы, полные живого аромата,

27